Страницы Миллбурнского клуба, 2 - Страница 78


К оглавлению

78
очередной раз подчеркивать – да, темно для меня одного (ну, может, еще для 98из 100), но не для всех.

Когда в ветвяхпонурых

Заводит чародей

Гнедых иликаурых

Шушуканьемастей, –

Не хочет петьлинючий

Ленивыйбогатырь –

И малый, имогучий

Зимующийснегирь,-

Под небанависанье,

Под свод егобровей

В сиреневыесани

Усядусьпоскорей.

Тут тоже совершенно не ясен ни общий смысл, ни отдельныефрагменты. Как можно «завести... шушуканье мастей»? Что за «линючий богатырь»? «могучийснегирь»? и т.д.

Вообще-то психологически трудно писать о «темноте Мандельштама»,по крайней мере, по двум причинам. Во-первых, в связи с его тяжелым ментальнымсостоянием в ссылке с 1933 года (где, как известно, он даже пытался выброситьсяиз окна), которое могло, так или иначе, возвращаться и позднее. Во-вторых, всвязи с тем, что эта самая темнота уже была отмечена не раз современниками, втом числе в самом зловещем контексте – в отзыве П. Павленко, приложенном кдоносу В. Ставского на имя Н. Ежова в 1938 году, после чего просьба «разобраться с Мандельштамом»была быстро удовлетворена [11]. Многие могут считать, что «темноты» и нет, аесть лишь моя неподготовленность. В свою «защиту» могу лишь сказать: во-первых,темные места были у него практически всегда, задолго до кризиса в Чердыни (см.,например, «Грифельную оду» 1923 года, о которой есть целая растолковательнаялитература [2-4]), хотя, действительно, они стали более частыми позднее (о чемдалее); во-вторых, все здесь написанное есть субъективная оценка: при всем желаниия не могу понять то, что, может быть, и прозрачно другим, более изощреннымценителям. Я пытаюсь апеллировать к здравому смыслу, но и он, как известно, неу всех один и тот же...

... И вотэтому очень ясная иллюстрация:

После того как первый вариант этой статьи был написан, я получилочень развернутые комментарии, в которых мои интерпретации всех трех вышеприведенныхстихов оспариваются, а темные места частично разъясняются.

«Точимая коса» понимается не как я думал (я думал, что она точима,потому что тупа), а наоборот: поскольку ее все время точат, она остра. Тогдасравнение О. М. становится, по крайней мере, более понятным.

Слово «зегзица» или «зигзица», кроме значения «чайка», «чибис»,может иметь значение «молния», «зеркало», «зрачок», – все отраженное ипреломленное в какой-то среде, как у Велемира Хлебникова, в изложении К. А. Кедрова. Это, опять же,проясняет вторую строфу.

Я делал связку «очи… научились во весь рост», а надо «...различать(увидеть) во весь рост... множество звезд». В результате из всего, что ярассматривал как темное, остается только «и» вместо ожидаемого «но»; в целомвесь стих растолковывается так: «Очень острые глаза, в которых есть молнии(огоньки?) и капли росы, едва научились различать одинокое множество звезд,стоящее перед ними во весь рост». Или, еще короче, «и чрезвычайно острогозрения недостаточно, чтобы увидеть некий громадный объект».

Стих про гравера посвящен памяти А. Белого и написан сразупосле его похорон в январе 1934 года (в моем издании этой информации не было).Гравер – действительно гравер, который там прямо на похоронах был и держал ссобой предметы своего труда. Дальнейшее – «технология гравирования», типа досокс медной вставкой и пр.

«Чародей» – ну, бог зимы или что-то вроде этого; вся вторая строфа– о снегире, который и богатырь, и линючий, и могучий, и не хочет петь. Такаяпростая мысль до меня не дошла, ибо я не мог вообразить, что все эти эпитетымогут просто относиться к столь мелкой птичке.

Что мне остается сказать после такого сеанса разоблачения? Лишьследующее. Во-первых, даже после него не все ясно (типа «но» вместо «и»; «шушуканьемастей»; как можно гравировать на морозе? а если гравер просто стоял – то зачемвсе эти доски «с истиной » на них описывать?). Во-вторых, если сравнения стольсложны, что один понимает их (буквально, не метафорически) так, а другой – иначе,то само это и есть одно из слагаемых «темного стиля». В-третьих, как иотмечалось, уровни понимания в зависимости от эрудиции, интуиции и пр. оченьразличны – пример с «зегзицей» здесь очень характерен (надо было вспомнить,затем полезть в книгу, потом в другую и т.д.). И в результате усилитьудовольствие от стиха? Интересно, какой процент читателей поймет эти строкиправильно, а какой заплутает, как я?

В итоге, подумав, я оставил то, что считал темным, тем же темным,но в душе затаил некоторое все же просветление.

15. Неясные/немотивированные сравнения и образы. Здесь имелись ввиду отдельные невнятные фрагменты, в отличие от целых стихов. Некоторые ужебыли приведены выше в 14. Вот еще несколько:

Еще стрижейдовольно и касаток,

Еще комета насне очумила,

И пишутзвездоносно и хвостато

Толковые,лиловые чернила.

Тут все непонятно…

Моя страна сомною говорила,

Мирволила,журила, не прочла,

Но возмужавшегоменя, как очевидца,

Заметила ивдруг, как чечевица,

Адмиралтейскимлучиком зажгла.

Здесь начало как-бы «правильное», но вдруг страна сравнивается счечевицей и в таком странном качестве зажигает поэта «адмиралтейским лучиком»(как это?). Хотя Б. Сарнов и увязывает как-то эту самую чечевицу и с чечевичнойпохлебкой предательства [11], и с выпуклой линзой – оно если и вытекает из того,что написано, то неведомым мне образом.

А иногда в одной строфе сочетаются блестящие строки с совершеннотемными:

Мне на плечикидается век-волкодав,

Но не волк я покрови своей:

Запихай менялучше, как шапку, в рукав

Жаркой шубысибирских степей...

Первые две строчки знамениты и очень сильны; в последних двух я не

78