Страницы Миллбурнского клуба, 2 - Страница 35

ж не помнит? А Вольфганг телевизора никогда не держал. Марианна не настаивала, иправильно – для детей оно лучше без телевизора. Вы, что, думаете, ее Петерслучайно в школе лучший отличник? Но себе она купила маленькое радио и слушалатихонечко, чтобы отца не беспокоить: музыку иногда филармоническую, да иновости, конечно. Все-таки учитель, должна быть в курсе.

Ивот как-то вбегает она к нему в кабинет этот затворнический, с окнами насолнце, и кричит: “Vati, Vati,die Maueristgeöffnet!”*Именно «папочка», а не «отец». Никогда она его так не называла. Никогда.Вольфганг посмотрел на нее так – не забыть. Она осеклась, вышла на крыльцо,села и заплакала. Ноги сами подкосились. Уж сама не знает, чего плачет,родственников у них на Востоке никого уже сорок лет не было, только ревет безпродыху – остановиться не может. А потом успокоилась, зашла в дом, и слышит: уотца в комнате шевеление какое-то. Хотела заглянуть, посмотреть, но нерешилась. Пробралась к себе потихонечку, включила радио, ну, вот это самое: “DieToreinderMauerstehenweitoffen”*.И слышит – кто-то стучит едва-едва, тихонечко, как пальцами по стеклубарабанит.

Открыладверь, а там Вольфганг, уже собранный, с чемоданом, стройный такой, как изкамня вытесанный. «Теперь, – говорит, – им никуда не деться. Пусть толькопопробуют меня не пустить». И когда Марианна обнимала его на прощание-то, вдругпочувствовала, сама говорила потом, первый раз в жизни, что это – ее роднойотец.

Вот,о чем я вам все это время толкую? Поняли, наконец? А, то-то же. Ну, слава богу,не отбили у вас газеты эти кое-какие извилины. Да, таких людей, как Вольфганг,чтобы сразу и здравый смысл, и способность к анализу информации, у нас вГермании мало. Увы, мои дорогие, увы. Раз, два и обчелся – весь мой рассказ обэтом. Видите, у него и чемодан, оказывается, был готов. Вы говорите: кто знал,кто думал? Некоторые, получается, очень даже все предвидели. Впрочем, может унего сохранились разные каналы, старые связи-то. И он о таком проведать мог, очем мы никак не догадывались. А вы как считаете?

Волшебное зеркало

«Зимниезаметки о летних впечатлениях» – сто пятьдесят лет спустя

…Хоть ивозможен социализм,

да только где-нибудь не воФранции.

Ф. М. Достоевский

Иногда бывает так, что умный русскийчеловек возьмет да и напишет что-нибудь не совсем соответствующее уровню егообразованности и проницательности. И непонятно – вроде бы какой серьезныйгосподин, а вот… И еще: этот милый человек с необычной точкой зрения бываетталантливым, иначе, сами понимаете, кто бы читал его запечатленные мысли,удачные и неудачные. Скажем прямо: в центре циклона часто стоит великий русскийписатель, потому что более ничьи интеллектуальные дерзости нас, грешных, неинтересуют и интересовать не могут. Кому ж интересны рассуждения политиков илиполитологов времен Очакова и покоренья Крыма!

Великих русских писателей со страннымимыслями ровно столько же, сколько великих русских писателей, ибо все они – людисо страстями и интересами. И все стали великими, сочиняя прозу, ноодновременно, подгоняемые теми или иными желаниями, творили, как говорили внедавнюю эпоху, в публицистическом жанре.

Здесь перед нами встают, как любят писатьавторы въедливых рецензий, вопросы, вопросы… В самом деле, да одни и те же лилитературные гиганты создавали эту, в лучшем случае, необыкновенно наивную, а вхудшем – поверхностную, эссеистику и сочиняли «Ревизора», «Идиота», «АннуКаренину»? Разные, отвечает некая критическая школа; у классиков в жизни былипериоды, «мы об этом подробно изложили в недавней монографии», один был умнее вмолодости, другой в старости, у третьего все шло по синусоиде. И не путайте,добавляют другие, публицистику с художественными произведениями упомянутыхтитанов, которыми они, титаны, вошли в золотую сокровищницу… и далее по тексту.

Получается изрядное преткновение, иначеговоря, несоответствие высоколобых теорий тривиальным фактам. Во-первых, мыдоподлинно знаем, что сии тексты очень разного качества сочинили одни и те жефизические лица, во-вторых, известно нам, что почти те же самые мысли оные лицавыражали и в некоторых своих беллетристических творениях, но там они, мысли, нешибко, что ли, выпирают. А иногда и совсем не выпирают. Вот здесь бы иуспокоиться, потому что странные тексты великих писателей читают в лучшемслучае сотни, а их главные произведения – сотни тысяч (не будем замахиваться набольшее, по нынешнему-то времени). Кому нужны несообразные думычеловека-памятника, кроме литературоведов и биографов?

Но есть исключение – когда некоторые людиэти мысли используют. Либо для того, чтобы унизить гения: смотрите, какой он,вовсе не гений, а пустозвон, чтобы не сказать болван. Либо для того, чтобывыдать философские грехи классика за великие истины: это же гений (нашгений, – подразумевается в скобках) и смотрите, вот что он говорит. Выудивлены, вы об этом даже не задумывались, вы хотите еще раз взглянуть наобложку и сверить цитату? Сомнений нет, это он, наш гений, и это именно то, чтоон имел в виду. Поэтому немедленно меняйте свою незрелую точку зрения. Да-да.

Тут, конечно, с Достоевским никому несравниться. Потому его столь часто используют и клянут. Чего только ФедорМихайлович не высказал в письменном виде, каких гор не наворотил! (Солженицын сТолстым, что называется, нервно курят у ковра.) Подробно перебирать эти материи– оставим специалистам, а сейчас попробуем проанализировать, пусть поверхностно,эмоции, питавшие нашего автора. Автор-то уж больно хорош, с этим почти никто неспорит (выпустим ради краткости отдельные противоположные мнения, пусть даже