Эльзапотом говорила – несколько дней он до ночи сидел над картой, что-то по нейприкидывал, чертил, вычислял, ходил по комнате – три шага туда, три обратно.Даже начал сам с собой разговаривать – очень она удивилась, такого за нимникогда не водилось. «Не волнуйся, – говорит, – последствия легкой контузии,даже в госпитале полежать не дали, сказали – пройдет». И замолк, а потом сновадавай как бы про себя: «Либо по Одеру, либо по Эльбе, в худшем случае – сначалапо Везеру, затем по Майну, а потом на юг по каналу, но лучше все-такипостараться забраться куда-нибудь западнее Регница…»
Долгостоял у окна, барабанил пальцами по стеклу. Потом сказал ей, что поедет сам ипроверит на месте, каковы в тех краях дела. Если повезет и подвернетсячто-нибудь стоящее, то доведет все до конца. Незачем, говорит, откладывать. Аона в таком положении – лучше пусть дома сидит и не волнуется. Конечно, зачемволноваться.
Допфеннига семейные деньги подчистил – и занял еще по самый воротник. Ну, емудавали, еще бы, под такой процент, кто ж знал, что потом все грохнется… Ивместо заслуженного отпуска, так сказать, в лоне родного дома умотал на запад,сначала в Кобург, а потом еще южнее – в Бамберг и дальше – в сторону Вюрцбурга,кажется – смотреть тамошнюю недвижимость. Даже обратно заехать не успел –только телеграмма от него пришла, что все в порядке – дело сделано. А потомписьмо подробное – где этот домик, да как его найти. И нотариально заверенныекопии документов о покупке. Если честно, Эльза загрустила немного от всегоэтого, ничего понять не могла, бедняжка. Не объяснил он ей ведь ни столечко,только бурчал вполголоса над картой этой и циркулем по ней туда-сюда вышагивал.Ничегошеньки не выдал – себе на уме, как обычно.
Матери-тосвоей, еще когда об этом битье стекол никто подумать не мог, тоже ведь несказал, почему надо уходить от Кухерштейнов... Или Пуфферштернов, не помню уже,как их там… Просто пришел домой как-то из школы и говорит: меняй работу, мама,а не найдешь, все равно проси расчет. И поскорее. А она уже тогда его слушалась– тут же потащилась в контору и сделала, как сын велел. Те ничего понять немогли – такую сотрудницу, говорили, днем с огнем искать нужно. Неплохие,наверно, люди. Потом у них много неприятностей было, конечно, вы уж понимаете,не знаю даже, что с ними сталось. Вот так-то.
Ключиот дома Эльзе пришли неделю спустя, заказной бандеролью. Да, что ни говори, апочта тогда работала отменно. И без всяких там машинок да компьютеров – простолюди свое дело уважали и любили, вот что я вам скажу. И ответственностьчувствовали – как же без этого?
Потомвыяснилось, он ей прямо писал – переезжай на ферму следующим летом, и чемраньше, тем лучше. Без обиняков, никакой цензуры не боялся. А вы говорите –само собой, само собой. Ничего не бывает «само собой». Я, по крайней мере, неслышал, чтобы у кого-нибудь само собой возникли умные мысли – для этого думатьнадо, понимаете? Еще и бомбить не начинали, а он уже все сообразил. И в самоеяблочко, тютелька в тютельку. Генералы-то все наши потом, кто выжил,разливались соловьями – читали эти воспоминания? Как один: я-де понимал, я-депредвидел, я-де предупреждал… А сделал ты что? Ничегошеньки. Вот и молчи, непозорься.
Дочкау них родилась как раз в канун войны с Россией, крепенькая и, скажу вам честно,крикливая. Уже тогда был виден весь ее характерец сложный, артистический. Да, ятоже так считаю, что погляди внимательно на ребенка, на младенца особенно, ився его будущая жизнь – сразу на ладони. Нечему тут удивляться – каковхарактер, такова и судьба. А вы как думаете?
Веснабыла, помнится, теплая. Что наши взяли в ту пору – Белград, да? Многие тогданемного взгрустнули, а ведь повода не было. Потом утверждали, что ужечувствовали недоброе. Слишком, мол, легко все шло. Ладно, пусть треплют, а явам так скажу – никто ничего не чувствовал. Кроме Вольфганга. Может, еще былитакие, как он – но немного. Я, например, ни о ком больше не знаю. Доложу вамоткровенно, остальные просто ждали, не могли дождаться, когда война кончится –а тут, на тебе, еще несколько месяцев и еще несколько. Сначала итальянцы увязлив Африке, потом началась Греция, потом наши высадились на Крите – ну, послеэтого стало совсем непонятно, где мы можем остановиться.
Именнотак все и думали – ах ты, черт, опять откладывается! Что теперь врать-то? Авот: многим хочется выглядеть мудрецами, да не у всех получается. И умных унас, если хотите напрямую, тогда оказалось не особенно… Я бы даже сказал,наперечет. И не среди генералов их надобно разыскивать. Так что гордиться своейособенной потаенной мудростью нам не пристало. Нет к тому, понимаете, никакого Grund’а*.Дети наши – эти да, поумнее. Ну, их и учат-то лучше, по-современному. Про насрассказывают, в подробностях. Правильно делают. Нам-то про родителей особо не