Ужев 1936 году появилась статья «О художниках-пачкунах», направленная противВладимира Лебедева и других художников, работавших в Детгизе. Лебедеву,впрочем, удалось избежать ареста.
К1937 году старая редакция Детгиза была полностью разгромлена. В воспоминанияхредактора Александры Иосифовны Любарской приводится длинный список редакторов иписателей, арестованных в 1937-м, включая саму Любарскую и подругу МаршакаТамару Габбе. Маршака в те дни в Ленинграде не было. Близкий контакт сВячеславом Ромуальдовичем Домбровским, курировавшим оперативно-следственнуюработу в ленинградском управлении ОГПУ, помог ему избежать ареста. Он вернулсяиз отпуска, когда чистка уже завершилась, и вскоре укрылся в Москве.
Олейниковтаких покровителей, похоже, не имел. Его смерть была напрямую связана сразгоном Детгиза. Он был арестован 20 июля 1937 года. Взят Олейников был в домеписательского кооператива, в переулке между каналом Грибоедова и улицей СофьиПеровской. Для писателей там были надстроены два этажа, за что живший в домеЗощенко называл его «недоскребом». Вели Олейникова оттуда пешком. НаИтальянской встретился им его знакомый, артист Антон Шварц. Он рассказывал: «Явышел рано утром и встретил Николая на Итальянской. Он шел спокойный, всопровождении двух мужчин. Я спросил его: "Как дела, Коля?" Онсказал: "Жизнь, Тоня, прекрасна!" И только тут я понял... »
Олейниковбыл обвинен в шпионаже в пользу Японии. В ноябре начальник Ленинградскогоуправления НКВД Л. М. Законскийутвердил восьмой по счету список, или, как их тогда называли, альбом, – 50японских шпионов с ходатайством о вынесении им высшей меры наказания. Все 50были расстреляны 24 ноября, после нескольких месяцев пыточного следствия.Олейников отправился на тот свет в компании своих коллег: писателейБезбородова, Константинова, директора Дома детской литературы Серебрянникова, идругих.
НиколаюМакаровичу Олейникову, который никогда не позволял себе называться поэтом,принадлежат эти строки:
Осенний тетерев-косач,
Как бомба, вылетает из куста.
За ним спешит глухарь-силач,
Не в силах оторваться от листа.
Цыпленок летний кувыркается от маленькойдробинки
И вниз летит, надвинув на глаза пластинки.
...
Перелетая с севера на юг,
Всю жизнь проводит он под пологом ветвей,
Но, по утрам пересекая луг,
Он вспоминает дни забытых глухарей.
1935 – 1937
АрхивыОлейникова были изъяты во время ареста и пропали.
Хармспосвятил своему другу чудесный стих. В нем есть строчки, из которых ясно, чтохарактер Олейникова не был ангельским и что Хармса поэзия Олейникова поройставила в тупик. Последняя строка звучит пророчески, задним числом, конечно.Стихотворение было написано в 1935 году.
Олейникову
Кондуктор чисел, дружбы злой насмешник,
О чем задумался? Иль вновь порочить мир?
Гомер тебе пошляк, и Гете глупый грешник,
Тобой осмеян Дант, лишь Бунин твой кумир.
Твой стих порой смешит, порой тревожитчувство,
Порой печалит слух иль вовсе не смешит,
Он даже злит порой, и мало в нем искусства,
И в бездну мелких дум он сверзиться спешит.
Постой! Вернись назад! Куда холодной думой
Летишь, забыв закон видений встречных толп?
Кого дорогой в грудь пронзил стрелойугрюмой?
Кто враг тебе? Кто друг? И где твойсмертный столб?
Страхповторного ареста висел над Хармсом и Введенским. Введенский получил отсрочку,уехав в Харьков. Он поехал туда в 36-м с Сергеем Михалковым по литературнымделам и встретил Галину Викторову, которая работала секретаршей в местномотделении Союза Писателей.
Онастала его второй женой. У них родился сын Петя, ныне уже умерший, к которому онбыл очень привязан. Он поселился в Харькове и с тех пор бывал в столицах тольконаездами. Разгон Детгиза для него означал потерю заработка, и он компенсировалэто сочинением клоунских цирковых реприз, куплетов и миниатюр. Незадолго доначала войны Введенский писал пьесу «Концерт-варьете» для кукольного театраСергея Образцова, сделав два варианта – взрослый и детский. Образцов текстпоэта отклонил. Лишь через много десятилетий стало известно, что свой самыйзнаменитый спектакль «Необыкновенный концерт» Образцов поставил, оттолкнувшисьот пьесы именно Введенского.
Насобраниях в местном Союзе Писателей он не выступал и о литературе ни с кем неговорил. Продолжал писать в стол. В эти годы он написал «Потец», «Где. Когда» и«Элегию»:
Элегия
…Летят божественные птицы,
их развеваются косицы,
халаты их блестят как спицы,
в полете нет пощады.
Они отсчитывают время,
Они испытывают бремя,
пускай бренчит пустое стремя –
сходить с ума не надо.
Пусть мчится в путь ручей хрустальный,
пусть рысью конь спешит зеркальный,
вдыхая воздух музыкальный –
вдыхаешь ты и тленье.
Возница хилый и сварливый,
в последний час зари сонливой,
гони, гони возок ленивый –
лети без промедленья.
Не плещут лебеди крылами
над пиршественными столами,
совместно с медными орлами
в рог не трубят победный.
Исчезнувшее вдохновенье
теперь приходит на мгновенье,
на смерть, на смерть держи равненье
певец и всадник бедный.
Хармсжил относительно благополучно до марта 1937 года, когда в третьем номережурнала «Чиж» появилось его стихотворение «Из дома вышел человек...»:
Из дома вышел человек
С дубинкой и мешком
И в дальний путь,
И в дальний путь
Отправился пешком.
Он шел все прямо и вперед
И все вперед глядел.
Не спал, не пил,
Не пил, не спал,
Не спал, не пил, не ел.